Армению бог создал для туризма

Первым туристом стал библейский Ной. Целью круиза было спасение жизни на Земле – признаем тот тур экологическим. Насчет экстремальности, думаю, спору нет.

Попутно еще вывод: туризм – дело Божье. Первое путешествие совершилось не то что с согласия и благословения, а прямо-таки по настоятельному совету Господа.

Бог не просто рекомендовал Ною поплавать, но и подробно объяснил, как построить ковчег, кого и что захватить в дорогу. Отсюда – еще один, весьма лестный для многих вывод.

Первым туроператором был Бог. И вот тут мы подходим к главному. Куда, спрашиваю я вас, прибыл первый турист со всем своим объемистым багажом? И, дабы отбросить подозрения в случайности, ответьте мне: был ли у Ноя выбор?То-то.

Все, что торчало над водами Всемирного потопа, – это «горы Араратские» (см. Библию). Видимо, две вершины, так заманчиво теперь объединенные кружочком на этикетке всеми любимого армянского коньяка, в те времена рассматривались как две горы. Как бы то ни было, вывод, полагаю, ясен даже тем, кто еще не пробовал замечательного напитка, столь ненавязчиво рекламирующего первое в истории человечества удачное путешествие (изгнание из рая не в счет). Армению Бог создал для туризма.

Пароль – Андрей Битов

Андрей Георгиевич Битов написал лучшую русскую книгу об Армении. Как он тридцать пять лет назад мог знать, что наши страны будут по отдельности — непонятно. Наверное, провидчество — это бонус к гениальности.

Но теперь, если вы едете из одной страны в другую, добрый вам совет: прочитайте культовую книгу «Уроки Армении. Путешествие в небольшую страну». А еще лучше выучите пару-тройку кусочков наизусть. Как захотите понравиться – цитируйте.

Развалить Союз Битов не советовал, тут без него догадались. Но вот то, что писатель как бы деликатно подсказывал, — все исполнилось.

Например, восхищался он армянским алфавитом, говорил, что буквы его ковано-металлических форм и в них удивительная пластика. Теперь в Армении есть памятник собственному алфавиту, да еще сделанный самыми талантливыми и чистыми руками из возможных – детскими.

На углу улиц Абовяна и Саят-Нова (в двух шагах от вашей гостиницы, если послушаетесь рекламы ереванского «Ани-Плаза отеля» в этом же номере журнала) находится единственная в мире галерея детского творчества. Там рисунки, гравюры, чеканка, вышивка, резьба и... скульптура. Целая стена Ноева ковчега – вы не уйдете от нее скоро. Керамические горельефы первотуриста с семейством, в лепных же рамках – это еще ладно, хотя и полный восторг. А вот уж когда «всякой твари по паре», когда «семь пар чистых, семь нечистых» – тут уж!.. Самые циничные люди на земле – телевизионщики – говорят: «Дети в кадре – рейтинг вверх». Или еще: «Звери в кадре – рейтинг вверх». А тут дети изображают зверей...

Кто этим гениальным пострелятам – ведь не жизненный же опыт – подсказал такие чувственные позы для всех хрюшек-коровок! А вы бы видели, как у них змеи переплелись – до 16 лет, честное слово!

Меня увели за руку. И привели аккурат к памятнику алфавиту.

Каждая буква высечена из крупного камня, все тридцать девять, и между ними – Месроп Маштоц, автор...

Еще был памятник по той же подсказке – в Эчмиадзине, резиденции Католикоса всех армян (четверть часа от ереванского аэропорта на машине, пробок в Армении не бывает), выставлен на всеобщее любование подарок зарубежной армянской диаспоры – армянский крест и армянский алфавит из чистого золота с крупнющими бриллиантами.

Про брилики не запомнил, а золота на алфавит пошло 20 килограммов – считай, полкило на букву.

Богато, конечно, и крест чудный – то ли цветок, то ли древо жизни, никак не орудие казни – но супротив того вкуса и изящества, что на углу Абовяна, – куда...

Так вот, насчет Месропа Маштоца. Какой-то советский языковед в штатском за пару лет до приезда Битова в Армению усомнился в существовании средневекового монаха, в одиночку выдумывавшего целый алфавит.

И Битов в книге удивлялся, что вся Армения об этом знает и возмущается. И в книге же он дал свое, очень замечательное, доказательство существования Маштоца.

Все так по писаному и вышло. Представьте, что Маштоца не только канонизировали, но и учредили орден Св. Месропа Маштоца. Каковым и наградили уже многих очень достойных людей в современной Армении и за ее пределами. Я, конечно, подсказчик аховый. А все-таки странно, что не Андрея Георгиевича Битова.

Драмы в истории

Просто потрясающе называются в современной Армении деньги – драмы. Держишь на ладони монетки и считаешь: сто драм, двести драм...

Скупой рыцарь, да и только!

Четыреста сорок драм – это доллар. Литр бензина – триста тридцать. Драматично? Как сказать, ведь от зарплаты зависит. Когда маленькая, всегда драма, как деньги не называй... Во всяком случае, как уже было сказано, пробок в Армении нет. А уж ездить по стране (до Севана шестьдесят верст, это далеко) – одно удовольствие – никто не мешает.

По статистике, уже три года, как Армения перешла из стран с низким уровнем дохода в категорию «со средним». Это потому, что ВВП у нее на душу населения превысил 1100 долларов.

Не знаю как вы, я помню две вещи. Что ВВП – это какие-то очень знакомые инициалы, и сразу почему-то хочется, в согласии с железной волей владельца, их удвоить до какого-нибудь года. И во-вторых, вспоминается нобелевский Капица, говоривший, что бывает ложь, бывает отъявленная ложь, а бывает еще статистика...

Во всяком случае, машин мало, что замечательно для экологии и для туризма.

А насчет драм...

Самой страшной, конечно, было землетрясение 1988 года. Оно своим ужасом вызвало отклик во всем мире, и отклик этот породил не одного кавалера ордена Св. Маштоца.

Шарль Азнавур сказал тогда чудесно: «Место рождения и вероисповедание, конечно, очень важны, но если ты армянин – помогай Армении». Основал фонд «Азнавур – Армении» и с тех пор регулярно приезжает, чтобы убедиться, что драмы, заработанные его талантом, действительно идут на школы, садики и приюты. Свое 80-летие отметил в Париже концертом и все 300 тысяч долларов гонорара (драматическая, согласитесь, сумма) перевел в фонд.

Кроме ордена Азнавур получил от Армении еще один знак признания – в честь него переименовали бывшую площадь Москвы у одноименного кинотеатра. Будете подниматься от фонтанов по Абовяна (что-то мы все про нее), увидите эту площадь. А может быть, и самого Азнавура на ней – вот как на фото.

Другой замечательный маэстро, Владимир Спиваков – и тоже основатель фонда, и тоже, вы догадались, кавалер того же ордена – также помогает армянским детям. Одаренным – покупает инструменты, следит за карьерой. Площадь в честь Спивакова не назвали, но без подарка и его благодарная Армения не оставила – выдала за Владимира Теодоровича прекрасную Сатеник, актрису и музыкантку, дочь основателя первого армянского Камерного оркестра, а теперь и маму спиваковских дочек. В собственном оркестре «Виртуозы Москвы» (правда, сказали, заглазно) Спивакова теперь зовут «зять Армении».

С тех же страшных времен Спитака маленькая страна полюбила Н.И. Рыжкова. Горбачев тоже приехал тогда, но толковал, как обычно, про свое «начать-углубить», не почувствовал и не посочувствовал боли и был страной душевно отвергнут. Рыжков просто ходил по развалинам и плакал.

Слезы охотно показывало тогда еще не такое прожженное телевидение. Потом Рыжков обещал помочь – и не обманул.

Теперь в Спитаке Николаю Ивановичу установлен памятник. И пусть кое-кто на своей площади отдыхает.

Ну вот, собственно, мы и добрались до ответа на драматический вопрос. Кроме любви к Армении, кроме сокровенных и трепетных чувств к ней и знаний о ней, ничего миллионам читателей в разных странах мира Андрей Битов дать не мог.

Ну нет у него драм – ни своих, ни бюджетных!

Кто кого хищнее

На Севане положено есть форель. Озерная пятнистая форель – ишхан – это... Как говорила, правда, совершенно по другому поводу Марина Цветаева: «Слово это плохо берет...»

Ну, натурально, приехали, сели под навесом, вид на озеро... Впрочем, его тоже плохо берет.

И приносят нам – сига. И объясняют, что запустили его в озеро, чтобы форели было чем питаться, а сиг оказался хищнее. И теперь форели в Севане меньше, чем сига...

Это ровным счетом ничего не портило. Свежепойманный сиг, с его нежным жирным тельцем, да запеченный на углях, да с пылу с жару, да с сухим и острым белым вином — это... Вы поняли.

Мы стали говорить друг другу тосты. Все искреннее и искреннее, и слово брало все лучше и лучше... Или нам так казалось.

Но видимо, не только нам. За соседним большим столом прислушивались, потом наш хозяин поздоровался с их хозяином, потом они поговорили – и мы пересели за тот стол. У них была форель.

И был у них хозяин. Он был со всеми за столом, но как-то один. У него были тяжелые, но не обрюзгшие скулы, плечи и руки. Молодой Аксенов назвал бы их чеканными, но иронии бы не получилось, не вязалась к нему как-то ирония, не до нее как-то было.

Наш хозяин ко мне наклонился и зашептал. Я после его шепота, по-моему, трети на две протрезвел. «...И сам ушел в отставку», – закончил он, и тут, дав ему дошептать, на меня взглянул тот.

Я чуть не забыл сказать – мы и за своим столиком, и за этим столом сидели лицом к озеру, как гости. Берег спускался к Севану широкими террасами. Ниже нас строили еще один ресторанчик, а может, расширяли наш. Трое рабочих клали стены каменной ресторанной башни. У нас называется каменщиком тот, кто кладет кирпич. А эти были настоящие каменщики – и каменотесы. Перед ними была куча темных базальтовых глыб, осколков скалы по полцентнера каждый. И они их чем-то вроде колунов, помесью такой кувалды с топором, потюкивали-отесывали. И укладывали потом на стену в два ряда, щедро сдабривая цементным раствором. Это была, я вспомнил термин, колодезная кладка – а щель между отесанными глыбами, получавшуюся в теле стены, они засыпали осколками базальта и тоже заливали раствором.

Я понял, что наблюдаю за тем, как строился монастырь девятого века, стоящий чуть выше нашего ресторанчика, и храм в Гегарде (XII век), и эчмиадзинский собор четвертого века.

И понял еще, что если какому-нибудь новому хозяину жизни не понравится эта ресторанная башенка, ее возьмет только динамит.

– Знаешь, почему я ушел? – спросил он меня, отведя в сторону и категорически протягивая бокал коньяка.

– Потому что мне по должности полагалось все знать, а молчать я не хотел. Говорил и писал. Ты видел новое американское посольство? Я же профи – за такой стеной армию спрятать можно. И ведь лучший кусок города, берег водохранилища... Да хрен с ним, не в этом дело – посольство построили за сто миллионов, а оборудования потом привезли на миллиард.

Баксов! Оно берет не то что весь Кавказ – весь Иран, и на север до Ростова.

У них другой такой базы в мире нет. Ну, давай.

Коньяк был хороший.

– Дурит наш вашего. Все «дружба-дружба», а сам... Неужели ваш не понимает? Он же из наших... Ну!..

Этот был не хуже.

Наливал и приносил нам к перилам его вроде как товарищ, но глаза у него были как две рамки с черными зрачками-мушками. Я, наверное, не соблюдал дистанцию.

– Знаешь, почему наше поколение выдавливают? Потому что мы все помним и все понимаем. И еще можем... Надо успеть хоть что-то возродить. Вот хотя бы эту, ну ты правильно говорил – дружбу! Знаешь анекдот про отца и сына с веником? Я помнил притчу, как отец завещал сыновьям дружить и давал им сломать веник, и у них не получалось, а развязали – и по прутику быстренько сломали...

– Не, анекдот. Отец ему дает веник, а у него лапищи, ну как...

Он поискал глазами. И нашел.

– Как у меня. Он веник взял – хрясь! – и пополам. А отец говорит: вот и объясни такому козлу, зачем нужна дружба.

Мы еще дали – за это.

– Знаешь, что? – сказал он.

Я знал. Я знал, что. Я знал, что если это не кончится, я свалюсь за перила. Или нет. Я просто увижу, как достроят башню. Как у нее появится шатровое навершие, тоже каменное, вечное, симпатичное такое, армянское, тупо зачиненным карандашиком. А потом оно позеленеет, как этот монастырь наверху...

– Если мы не будем вместе, – сказал он, – то мы будем друг без друга, как...

Он опять стал искать глазами что-нибудь подходящее. Я думал – не найдет. Но он нашел. Он посмотрел на меня и закончил:

– ...Как последние козлы!

Петр, Роберт и Владимир

Выступая на съезде Союза армян России, Путин сказал:

– Царь Петр Великий в одном из своих указов написал следующее (любопытно звучит): «Армян как можно приласкать и облегчить, в чем пристойно, дать дабы охоту для большего их приезду.» Прошло всего-то ничего, триста лет, и видите: сказано – сделано!

Были бурные аплодисменты, есть магнитофонная запись.

А вот апокриф. Будто бы на встрече с Кочаряном Путин ему сказал:

– Еще не известно, кто из нас больше армянский президент. У меня их больше живет, чем у тебя.

Если правда – неплохо...

В Россию-то едут за заработком. Дальше – за комфортом.

Талантливейший Сос Саркисян, народный артист СССР и ректор Ереванского театрального института, выпустил книгу публицистики под названием «Мы и наши...» Цитирую:

«Мой знакомый переехал в Америку. Через несколько лет вернулся – соскучился. И сына привез. На следующий год опять приехал, но уже без парнишки.

– Что так, отчего не привез? – спрашиваю.

Не приехал, отвечает, как ни уговаривал, уломать не смог. «Папа, там туалетная бумага грубая, задница болит».

Да, парень, у нас все грубое: и бумага, и природа, и мы сами, и наши соседи тоже. И мы будем жить здесь. А ты там за задницей следи, как бы чего не вышло...»

Это – лучше!

Раз уж ты такая вечная

Кроме изумительных памятников, кроме чудной природы в Армении много прекрасных курортов.

Американский художник Рокуэлл Кент, певец снегов и айсбергов, любил отдыхать и лечиться в Дилижане. Он подарил местному музею несколько своих картин. Дилижанцы решили отдариться и преподнесли мэтру кувшин, найденный в раскопках близ города. Возраст кувшина определялся в три тысячелетия. Художник поставил его на камин.

А под конец долгой жизни Кента дом его сгорел от удара молнии. Выжгло все дотла, не уцелело ничего – кроме кувшина. Он, как уверял живописец, стал только краше.

– Ну, раз уж ты такой вечный, – сказал старый художник кувшину, – пусть в тебе похоронят мой прах. И так оно и сталось. Армения вечная, мы нет.

Вот мы и должны спешить ее увидеть

Алексей Черниченко